Неточные совпадения
«Эта мысль, конечно, будет признана и наивной и еретической. Она — против всех
либеральных и социалистических канонов. Но вполне допустимо, что эта мысль будет руководящей разумом интеллигенции. Иерархическая структура человеческого
общества обоснована биологией. Даже черви — неодинаковы…»
Когда Старцев пробовал заговорить даже с
либеральным обывателем, например, о том, что человечество, слава богу, идет вперед и что со временем оно будет обходиться без паспортов и без смертной казни, то обыватель глядел на него искоса и недоверчиво и спрашивал: «Значит, тогда всякий может резать на улице кого угодно?» А когда Старцев в
обществе, за ужином или чаем, говорил о том, что нужно трудиться, что без труда жить нельзя, то всякий принимал это за упрек и начинал сердиться и назойливо спорить.
Наше
общество —
либеральное и левое, но этот либерализм и эта левость — бессильны и выражаются по преимуществу в оппозиционной настроенности или негодовании.
Во мне нет ничего от «столпов
общества», от солидных людей, от охранителей основ, хотя бы
либеральных или социалистических.
Мой отец, который во вторую половину жизни имел взгляды очень
либеральные, не представлял жизни иначе, чем в патриархальном
обществе, где родственные связи играют определенную роль.
У отца моего происходил перелом миросозерцания, он все более проникался
либеральными взглядами, порывал с традициями и часто вступал в конфликт с окружающим
обществом.
Но я чувствовал глубокий разрыв не только с дворянским
обществом, но и с так называемым
либеральным и даже радикальным
обществом, которое все-таки было
обществом легальным, которое пользовалось благами жизни, не подвергаясь никаким опасностям, несмотря на свою оппозиционность.
Ученое
общество продолжало благодушествовать в зале. С каждым новым стаканом Сафьянос все более и более вовлекался в свою
либеральную роль, и им овладевал хвастливый бес многоречия, любящий все пьяные головы вообще, а греческие в особенности.
Здесь бывают все: полуразрушенные, слюнявые старцы, ищущие искусственных возбуждений, и мальчики — кадеты и гимназисты — почти дети; бородатые отцы семейств, почтенные столпы
общества в золотых очках, и молодожены, и влюбленные женихи, и почтенные профессоры с громкими именами, и воры, и убийцы, и
либеральные адвокаты, и строгие блюстители нравственности — педагоги, и передовые писатели — авторы горячих, страстных статей о женском равноправии, и сыщики, и шпионы, и беглые каторжники, и офицеры, и студенты, и социал-демократы, и анархисты, и наемные патриоты; застенчивые и наглые, больные и здоровые, познающие впервые женщину, и старые развратники, истрепанные всеми видами порока...
Потом он высказал несколько резких и даже
либеральных суждений насчет того, как правительство непростительно потакает офицерам, не наблюдает за их дисциплиной и не довольно уважает гражданский элемент
общества (das bürgerliche Element in der Societät) — и как от этого со временем возрождаются неудовольствия, от которых уже недалеко до революции, чему печальным примером (тут он вздохнул сочувственно, но строго) — печальным примером служит Франция!
Везде повторяется одно и то же. Не только правительство, но и большинство
либеральных, свободно мыслящих людей, как бы сговорившись, старательно отворачиваются от всего того, что говорилось, писалось, делалось и делается людьми для обличения несовместимости насилия в самой ужасной, грубой и яркой его форме — в форме солдатства, т. е. готовности убийства кого бы то ни было, — с учением не только христианства, но хотя бы гуманности, которое
общество будто бы исповедует.
Такое благодушное настроение помпадура сообщало нашему
обществу, или, по крайней мере, просвещенному его меньшинству, совершенно особенный, так сказать, скромно-либеральный характер.
— Не следует забывать, господа, — вставляет свое слово вдруг появившийся Менандр, — что в нас воплощается
либеральное начало в России! Следовательно, нам прежде всего надо поберечь самих себя, а потом позаботиться и о том, чтоб у нашего бедного, едва встающего на ноги
общества не отняли и того, что у него уже есть!
Общество свободных,
общество личностей не есть ни монархия, ни теократия, ни аристократия, ни демократия, ни
общество авторитарное, ни
общество либеральное, ни
общество буржуазное, ни
общество социалистическое, ни фашизм, ни коммунизм, даже ни анархизм, поскольку в анархизме есть объективация.
Попал я через одного француза с первых же дней моего житья в этот сезон в пансиончик с общим столом, где сошелся с русским отставным моряком Д. — агентом нашего"
Общества пароходства и торговли", образованным и радушным холостяком, очень
либеральных идей и взглядов, хорошо изучившим лондонскую жизнь. Он тоже не мало водил и возил меня по Лондону, особенно по части экскурсий в мир всякого рода курьезов и публичных увеселений, где"нравы"с их отрицательной стороны всего легче и удобнее изучать.
Процессы М.Л.Михайлова и потом Чернышевского уже наложили на общее настроение тогдашней
либеральной доли
общества траурный налет. Приговор Михайлова и его отправление на каторгу в кандалах (карточки продавались под спудом), а потом публичная казнь Чернышевского после долгого сиденья в крепости усиливали еще минорное настроение.
В
обществе чувствовалось все сильнее
либеральное течение, и одним из его симптомов сделались воскресные школы. Вскоре их ограничили, но в мою первую петербургскую зиму это превратилось даже в некоторых местностях Петербурга в светскую моду. Учили чумазых сапожных и кузнечных мальчиков фрейлины, барышни, дамы, чиновники, военные, пажи, лицеисты, правоведы, разумеется, и студенты.
Таково же было отношение старой власти к
либеральным элементам русского
общества: в опасные минуты их готовы были призвать, но с тем, чтобы сохранить в неприкосновенности старый режим.
К сожалению, в русском культурном
обществе,
либеральном и просвещенном, нет той силы духа и той горячей веры, которые могли бы спасти Россию от беснования.